Анализ фрагмента «Сон Обломова» из романа Гончарова. Значение главы «Сон Обломова» в романе
Глава, о которой пойдёт речь, играет в романе И.А. Гончарова важную композиционную роль. Описываемый в ней сон во многом объясняет характер главного героя, его отношение к действительности, помогает понять истоки обломовщины — явления, погубившего человека с добрым сердцем и открытой душой.
Итак, герою снится Обломовка его детства. Она предстаёт перед нами своеобразным оазисом, неким островом, оторванным от всего остального мира. Обитатели этого райского уголка не ведают житейских бурь и чувствуют себя абсолютно защищёнными. В Обломовке не знают даже страха перед смертью: «Всё сулит там покойную, долговременную жизнь до желтизны волос и незаметную, сну подобную смерть».
Обращает на себя внимание размеренность существования в Обломовке. Жизнь здесь идёт по кругу — подобно тому, как повторяются природные явления, наблюдаемые обломовцами из года в год. Время в Обломовке как бы остановилось.
Оторванность Обломовки от остального мира приводила к тому, что в неё не проникали никакие новости извне, а потому её обитателям было не с кем себя сравнивать и они не задумывались о смысле жизни, никогда не задавали себе лишних вопросов. Их идеал заключался в том, чтобы один день походил на другой: «сегодня как вчера, вчера как завтра». Главной заботой обитателей Обломовки была вкусная и обильная еда: обсуждение блюд для предстоящего обеда являлось основным событием дня.
На мой взгляд, снящаяся Илье Ильичу Обломовка сама является сонным царством и в прямом, и в переносном смысле. Послеобеденный сон в Обломовке — картина, заставляющая вспомнить сказку о спящей красавице: каждый сваливается там, где застиг его сон. И это было единственное время, когда ребёнок — он один бодрствовал среди спящих взрослых — мог утолить своё любопытство к окружающему миру.
Сонную жизнь обломовцев не нарушали никакие происшествия. Здесь не ведали ни грабежей, ни убийств, ни других «страшных случайностей». Точно так же не волновали обитателей Обломовки «ни сильные страсти, ни отважные предприятия».
Таким образом, изолированность от деятельного мира, растительное существование, отсутствие духовных запросов — таковы особенности среды, в которой формировался характер героя. Возможно, жизнь в Обломовке представляется по-своему привлекательной (сон Обломова неуловимо окрашен поэзией детства), но, безусловно, такая атмосфера губительна для развивающейся души.
Погружаясь вместе с Обломовым в его сон, мы прослеживаем жизнь героя с самого начала и видим, что, будучи ребёнком, он, как и все дети, был непоседлив и любознателен. Однако взрослые гасили все его порывы, ограждая мальчика от возможных опасностей, формируя у него презрительное отношение к труду ради хлеба насущного (труд в Обломовке считался наказанием, написанным на роду), внушая превратное представление о жизни.
Не о героях и не о богатырях рассказывала няня маленькому Илюше — в её сказках говорилось о стране, где «текут реки мёду и молока, где никто ничего круглый год не делает». В других же няниных сказках действовали страшные призраки, мертвецы и оборотни, что сеяло в душе впечатлительного мальчика тоску и боязливость по отношению к окружающему миру. Вот и вырос он тяжёлым на подъём и несмелым человеком, хотя в молодые годы, подобно многим, мечтал о деятельной жизни.
Прочитав главу «Сон Обломова», мы понимаем, что характерные черты личности героя: робость и леность, непрактичность и беспомощность перед жизнью — берут истоки в его детстве. Беда, погубившая Обломова, носит имя его рода. Обломовщина — особое состояние души, при котором воля парализована, а чувства не находят выхода.
«Погиб, пропал ни за что», — подвёл итог его жизни Штольц. Хороший человек ни на что не пригодился в жизни — что может быть трагичнее! Остаётся думать, что сыну Обломова предназначена другая судьба.
Ничего не нужно: жизнь,
как спокойная река, текла мимо.
И. Гончаров
Иван Александрович Гончаров в романе “Обломов” дает резкую критику существующему строю с его несправедливостями и пороками. Осуждая бездеятельность героя, автор в то же время показывает пагубность общественного строя, которому не хочет служить Обломов. Временами кажется, что Гончаров не столько осуждает, сколько умиляется своему герою. Но это только внешнее впечатление, путь Обломова гибельный, он скорее похож на тупик.
Осуждая бездеятельность Обломова, автор дает в сне героя объяснение его характера. Илья Ильич не просто ленивец, он потомственный бездельник, оправдывающий себя нежеланием служить несправедливости. Но это только красивые слова, повод ничего не делать. Корни же этого лежат гораздо глубже, сон раскроет нам многое. Он не только иллюстрирует, но и поясняет истоки нынешнего лежания героя на диване. Это не оправдание, но лень заложена в Илье Ильиче на генетическом уровне.
Обломовка представляется герою земным раем, где нет никаких проблем, все живут в гармонии с окружающей природой. “Ничего не нужно: жизнь, как покойная река, текла мимо их; им оставалось только сидеть на берегу этой реки и наблюдать неизбежные явления, которые по очереди, без зову, представали пред каждым из них”.
Тут не только господа, но и рабы их воспринимали труд как “наказание” и всегда от “него избавлялись, находя это возможным и должным”. Обвалившаяся галерея барского дома валяется до зимы; кое-как остатки ее подперли столбами, и все любуются полученным результатом, находя какую-то красоту в этом развале и ветхости. Крестьянская изба нависла половиной над оврагом... Что это, беззаботность варваров или философов?
В Обломовке между тем живут строго по календарю, по заведенному еще встарь порядку, боясь и не приемля ничего нового. Воспитываясь и вырастая в такой патриархальности, Илья Ильич со временем перестал верить в леших и ведьм, в то, что мертвые встают из могил, но какой-то “осадок страха и безотчетной тоски” остался в нем, и он перенес их на общественную жизнь.
Его диван - это кусок патриархальной жизни, детские идиллические воспоминания и впечатления. Герой не хочет вставать с дивана - решать какие-то вопросы, утруждать себя заботами и переживаниями. Обломов - это продолжение Обломовки, он вышел из этого царства духовного сна, поэтому и не хочет никуда двигаться; уходит в грезы от проблем жизни.
Временами мне кажется, что Гончарову нравится все старинное да патриархальное, он их идеализирует, преувеличивая ценность такого образа жизни. Современное ему общество не смогло ничего противопоставить взамен этой идиллии.
Можно, конечно, что-нибудь переделать в этой несправедливой жизни, если активно действовать, вмешиваться в ее течение. Да не привык к этому Обломов. С детства около него десяток слуг, готовых подать, убрать, одеть и обуть, вот и вырос увалень, умный, добрый, но настолько бездеятельный и беспомощный, что остается только пожалеть его.
Таким образом, сон Обломова является ключевым в понимании его характера. Гончаров смог изнутри показать обоснованность поступков и поведения героя.
Билет №14.
Именно «Сон» ощущается как “фокус” романа, концентрирующий основные его мотивы. Таково вообще назначение вставных элементов (вставных эпизодов, ретроспекций, новелл, притч, сюжетных писем или рассказов, мемуаров и так далее) в художественной литературе с античных времён. Эти вставные элементы порой содержат особый код для прочтения целого, а также намёк на жанровое своеобразие всей конструкции. Таковы “сказка” об орле и вороне в «Капитанской дочке», “поэма” о капитане Копейкине в «Мёртвых душах», история, рассказанная Каратаевым в «Войне и мире» и так далее.
Говоря о романе Гончарова, мы можем рассматривать сон и как мотив, а также как элемент рамочной композиции, так как перед последней встречей Обломова со Штольцем Обломову снова “грезится”, что он в Обломовке маленьким мальчиком слушает сказки няни. Пробуждение, как и в первой части романа, связано с приездом Штольца, что символизирует роль Штольца в жизни Обломова.
Напомним о функциях онейротопики (изображения снов в художественных произведениях - от греч. oneiros - сновидение и topos - место). Сон раскрывает прошлое героя или предсказывает будущее (сон Гринёва), является средством психологической характеристики и даже создаёт особый образ мира: “именно в этой точке повествование оказывается как бы на грани двух миров… автор сообщает здесь читателю некий мистический событийный план… (вспомним «Сон» Лермонтова)” (Г.Лесскис). Все эти функции пересекаются в сне Обломова, и их нужно рассмотреть. Добавим также, что мотив сна в романе Гончарова объединяется с мотивом мечты, грёзы наяву; Гончаров понимал сон в английском духе как “dream” (это слово означает и сон, и мечту). Обломов, подобно Дон Кихоту, живёт мечтой и собственной благородной фантазией. Есть и ещё одна функция «Сна Обломова», о которой нельзя не сказать, но прежде подумаем и о второй теме, связанной с этим фрагментом и обозначенной цитатой из статьи А.В. Дружинина «Обломов, без своего “Сна”…».
К счастью, при всех недостатках цитатных формулировок, в этой теме предлагается не расплывчатый “анализ”, а поиск ответа на конкретный вопрос: почему герой Гончарова становится ближе и понятнее читателю, когда читатель узнаёт содержание сна? Задача сужается, направление поиска задано, но формулировка темы предполагает знакомство (и отнюдь не поверхностное!) с прекрасной статьёй Дружинина. Это несколько противоречит «Стандартам», указывающим, что знакомство со статьёй Дружинина (и то ограниченное “фрагментами”) обязательно лишь для “профильного уровня” выпускников. Однако о специальных темах для профильных классов в «Перечне тем» ничего не говорится.
Чем же важна для понимания сна Обломова дружининская статья? В первую очередь тем, что в ней предлагается обратить внимание на “фламандскую” бытопись «Сна»; по мнению автора статьи, “все мелочи обстановки необходимы, все законны и прекрасны”. “Или для праздной потехи всякие художники… громоздили на своё полотно множество мелких деталей?” - спрашивает Дружинин, вспоминая фламандцев. В ответе на этот вопрос - ключ к разгадке «Сна»: именно “мелочи”, детали проясняют “высшие задачи” (Дружинин) романа.
Задумавшись над этими “мелочами”, мы не можем не искать ответа на вопрос, почему в «Сне Обломова» столь велика концентрация мифологических, библейских, сказочно-былинных образов. Для раскрытия их смысла нужно обладать незаурядной эрудицией (сложность темы ещё и в этом!), но попытаться стоит. А главное - эти образы складываются в мифологические модели мира, между которыми Гончаров устанавливает определённые связи. Так, Илья Муромец, как известно, тридцать три года лежал на печи, прежде чем приняться за свои подвиги (что служит как бы образцом для Илюши Обломова). Другой герой, с кого “делает жизнь” Обломов, - знаменитый Емеля, облагодетельствованный доброй волшебницей Щукой. Упомянут и Ильин день, ведь жизнь Ильи Обломова будет напоминать жизнь пророка Ильи. Пророк Илья послан Богом в далёкую Сарепту Сидонскую (как Обломов будет заброшен из центра Петербурга на далёкую Выборгскую сторону). “Я повелел там женщине вдове кормить тебя”, - сказал Бог пророку Илье. Вдова Пшеницына и окажется той доброй Щукой или сидонской вдовой, а может быть - Милитрисой Кирбитьевной (В.Звиняцковский). “Никакой пророк не принимается в своём отечестве”, как гласит Евангелие. Вот и Илья Обломов в своём отечестве, в петербургском дворянском кругу, даже от Ольги и Штольца отнюдь не получил и десятой доли того обожания, которым окружила его Агафья.
Обломов" встретил единодушное признание, но мнения о смысле романа резко разделились. Н. А. Добролюбов в статье "Что такое обломовщина?" увидел в "Обломове" кризис и распад старой крепостнической Руси. Илья Ильич Обломов - "коренной народный наш тип", символизирующий лень, бездействие и застой всей крепостнической системы отношений. Он - последний в ряду "лишних людей" - Онегиных, Печориных, Бельтовых и Рудиных. Подобно своим старшим предшественникам, Обломов заражен коренным противоречием между словом и делом, мечтательностью и практической никчемностью. Но в Обломове типичный комплекс "лишнего человека" доведен до парадокса, до логического конца, за которым - распад и гибель человека. Гончаров, по мнению Добролюбова, глубже всех своих предшественников вскрывает корни обломовского бездействия.
В романе обнажается сложная взаимосвязь рабства и барства. "Ясно, что Обломов не тупая, апатическая натура,- пишет Добролюбов.
Когда я нахожусь в кружке образованных людей, горячо сочувствующих нуждам человечества и в течение многих лет с неуменьшающимся жаром рассказывающих все те же самые (а иногда и новые) анекдоты о взяточниках, о притеснениях, о беззакониях всякого рода,- я невольно чувствую, что я перенесен в старую Обломовку",- пишет Добролюбов.
Так сложилась и окрепла одна точка зрения на роман Гончарова "Обломов", на истоки характера главного героя. Но уже среди первых критических откликов появилась иная, противоположная оценка романа. Она принадлежит либеральному критику А. В. Дружинину, написавшему статью "Обломов", роман Гончарова".
Дружинин тоже полагает, что характер Ильи Ильича отражает существенные стороны русской жизни, что "Обломова" изучил и узнал целый народ, по преимуществу богатый обломовщиною". Но, по мнению Дружинина, "напрасно многие люди с чересчур практическими стремлениями усиливаются презирать Обломова и даже звать его улиткою: весь этот строгий суд над героем показывает одну поверхностную и быстропреходящую придирчивость. Обломов любезен всем нам и стоит беспредельной любви".
Сон Обломова переносит нас в край, где он вырос, в деревню Обломовку. В Обломовку человеку живется уютно и он чувствует себя защищенным. Ничего там не будоражит человеческое сознание, во всем царит гармония.
Непременно, на широкий и мягкий характер Ильи Ильича оказала большое влияние природа того благословенного уголка земли, того чудного края - Обломовки.
То небо, которое “кажется ближе жмется к земле, чтоб уберечь избранный уголок от всяких невзгод
”; то солнце, которое “ярко и жарко светит там около полугода и потом медленно, точно нехотя, удаляется оттуда
”; те мягкие очертания отлогих холмов, “с которых приятно кататься, резвясь, на спине или сидя на них, смотреть в раздумье на заходящее солнце
”; то медленное неторопливое течение равнинных рек, которые “то разливаются в широкие пруды, то стремятся быстрой нитью, то чуть-чуть ползут по камушкам, будто задумавшись
”.
Природа здесь, как ласковая мать, заботится о тишине, размеренном спокойствии всей жизни человека. И с нею заодно особый “лад” крестьянской жизни с ритмичной чередой будней и праздников. И даже грозы не страшны, а благотворны там: они “бывают постоянно в одно и то же установленное время, не забывая почти никогда Ильина дня, как будто для того, чтоб поддержать известное предание в народе”
. Ни страшных бурь, ни разрушений не бывает в том краю. Печать неторопливой сдержанности лежит и на характерах людей, взращенных русской матерью-природой.
Именно эта чудная русская природа способствовала развитию в Илюше таких качеств, как человечность, доброта, отзывчивость.
На формирование личности Обломова также сильно повлияло его воспитание. Ту безграничную любовь и ласку, которыми он с детства был окружен и взлелеян, подарила Илюше его мать. Она “осыпала его страстными поцелуями
”, смотрела “жадными, заботливыми глазами, не мутны ли глазки, не болит что-нибудь, покойно ли он спал, не просыпался ли ночью, не метался ли во сне, не было ли у него жару”.
“Мать возьмет голову Илюши, положит к себе на колени и медленно расчесывает ему волосы, любуясь мягкостью их и заставляя любоваться и других, разговаривает с ними о будущности сына, ставит его героем какой-нибудь созданной ею блистательной эпопеи
”.
Вероятно, эта чрезмерная любовь матери пагубно повлияла на Обломова. Но именно она воспитала в герое основные черты национального характера. Хотя в жизни Илюши фигурировала и няня, которая также сыграла огромную роль в становлении его личности. Она часто рассказывала ему сказки, различные предания, былины, выдуманные истории. Няня нашептывала ему о какой-то неведомой стороне, “где нет ни ночей, ни холода, где все совершаются чудеса, где текут реки меду и молока и где никто круглый год ничего не делает
”.
Но эти рассказы и сказки впоследствии пагубно сказались на Илюше. С самого детства воображение мальчика населялось странными призраками, боязнь и тоска засели надолго, может быть, навсегда в душу. Когда же он стал взрослым, и теперь еще, “оставшись в темной комнате или увидев покойника, он трепещет от зловещей, в детстве зароненной в душу тоски
”. И все мечтает о той волшебной стороне, где нет зла, хлопот, печалей и где не нужно ничего делать...
Труд был главным врагом обитателей Обломовки. Они “сносили его как наказание, наложенное еще на праотцев наших, и где был случай, всегда от него избавлялись, находя это возможным и должным
”. Такое отношение к труду воспитывалось и в Илюше. Стремление к самостоятельности, молодая энергия останавливались дружными криками родителей:
“А слуги на что
?”. Вскоре герой и сам понял, что приказывать спокойнее и удобнее.
Он был окружен чрезмерными заботами матери, следящей за тем, чтобы ребенок хорошо поел и не перетрудился на обучении у И. Б. Штольца. Она считала, что образование - не такая уж важная вещь, ради которой нужно худеть, терять румянец и пропускать праздники. Конечно, родители Обломова понимали важность и необходимость образования, однако видели в нем только средство продвижения по службе.
Вот в каких условиях сложилась апатичная, ленивая и трудная на подъем натура Ильи Ильича Обломова. Он боялся любых трудностей, ему лень было приложить даже малейшие усилия к решению не великих, а самых насущных проблем. Он готов был переложить дело на кого угодно, не заботясь о его исходе и порядочности людей, которым поручалось дело. Он не допускал и мысли о возможности обмана: элементарная осмотрительность, не говоря уже о практичности, совершенно отсутствовали в натуре Обломова.
Примечание
· В Обломовке живут люди с патриархальным сознанием. « Норма жизни была готовой преподана им родителями, а те приняли ее, тоже готовую, от дедушки, а дедушка от прадедушки... Как что делалось при отцах и дедах, так делалось и при отце Ильи Ильича, так, может быть, делается и теперь в Обломовке ». Оттого всякое проявление личной воли и интересов, даже самое простое, вроде письма, наполняет ужасом души обломовцев. Сон Обломова имеет большое значение в тексте. Нам раскрываются истоки души Обломова, мы узнаем о том, как шло становлении личности О. Так мы видим этапы развития неполноценной личности, что является одним из примеров, как неблагоприятная среда губит лучшие человеческие качества в самом их расцвете. И чтобы понять это, нужно обратиться к истокам формирования личности: к детству, воспитанию, окружению и, наконец, к полученному образованию.
«Сон Обломова» - одно из совершенных произведений русской литературы. Уже в литературных обзорах 1849 года именно этот «эпизод» чаще, чем законченные произведения, назывался среди лучших публикаций. Действительно, «Сон Обломова», являясь, по словам его создателя, «ключом или увертюрой» романа (VIII, 473), обладает законченностью самостоятельного произведения: «его можно назвать отдельной повестью».
Жанровая природа девятой главы столь непроста, и смысл ее столь многозначен, что появление все новых и новых трактовок видится естественным. Созданный в период расцвета «натуральной школы» «Сон» несет в себе некоторые приметы «физиологий»: описывается очередной экзотический уголок, на этот раз вдали от столицы, во глубине России, почти в Азии. Для реалистов 40-х годов, утверждающих себя в споре с романтиками, уяснение отношений человека и среды виделось первозначимым. Социальная детерминированность психики становилась ключом к судьбе человека, а сложная проблематика соотношения исконного и приобретенного в конкретной личности, ответственности этой личности перед собой и перед жизнью уходила на второй план (подчас игнорировалась). Замысел Гончарова, автора «Сна Обломова», включал в себя и проблематику среды: «Обломовщина… не вся происходит по нашей собственной вине, а от многих, от нас самих «не зависящих причин»! Она окружала нас, как воздух, и мешала (и до сих пор мешает отчасти) идти по пути своего назначения…» - делал вывод Гончаров в конце жизни (VIII, 321). Именно эти «не зависящие причины», что предопределили судьбу героя, и раскрывает «Сон». Одновременно замысел главы был значительно шире проблематики среды. «Будто одни лета делают старыми, а сама натура, а обстоятельства? Я старался показать в Обломове, как и отчего у нас люди превращаются прежде времени в… кисель - климат, среда, протяжение, захолустье, дремучая жизнь - и еще частные индивидуальные у каждого обстоятельства» (VII, 165). В этих признаниях из «Необыкновенной истории» - квинтэссенция «Сна Обломова», да во многом и всего романа. Жизнь берется во временной динамике, ставится вопрос о возрастных изменениях. Очевидно, что Гончаров учитывает общие для массы людей обстоятельства, но не менее (а, может быть, и более!) значимы для писателя другие факторы: природные, психологические, индивидуальные… Последние способны настолько усложнить картину, что и признаки внешней среды будут выглядеть «относительными».
Гончаров отнюдь не стремился придать «Сну Обломова» характер подлинного сна (обычно с причудливыми, сюрреалистическими приметами). «Он описывает тот мир, в который переносит нас сон Обломова, а не самый сон» .
«Сон Обломова» - глава романа и глава, не механически вставленная в него, а являющаяся органической частью произведения. Она ретроспективно объясняет то, что уже показано на страницах первой части и предсказывает в определенной мере дальнейшие события. «Сон Обломова» повествует о рождении «человека идиллии» из обычного нормального ребенка, а то, как складывается судьба такого человека в большом мире, рассказывает уже сам роман «Обломов». В повествовании о детстве Илюши все время присутствует Илья Ильич, каким он предстает в первой части романа. Два возраста постоянно сопоставляются, чтобы высветлить ведущую авторскую мысль.
Упрощенным «прототипом» обломовской идиллии видится сцена в восьмой главе, когда Илья Ильич погрузился в поэтические мечты о жизни в имении, построенном по его плану: «Услужливая мечта носила его, легко и вольно, далеко в будущем» (IV, 62). Но это будущее повторяет прошлое, как оно появится во «Сне», поскольку идиллия не знает различия во времени: она игнорирует не только различия, но и само время: «будет вечное лето, вечное веселье, сладкая еда да сладкая лень» (IV, 62). В мечтах наяву Обломов видит «райское, желанное житье» в кругу друзей на лоне природы, немедленно вызывающее воспоминания о сочинениях сентименталистов, к примеру, в поэтическом жанре дружеского послания. Здесь и пасторальный пейзаж: «вдали желтеют поля, солнце опускается за знакомый березняк и румянит гладкий, как зеркало, пруд, с полей восходит пар, становится прохладно, наступают сумерки, крестьяне толпами идут домой» (IV, 62). В доме - семейная идиллия: за столом «царица всего окружающего, его божество… женщина, жена!» Кругом резвятся его малютки. Здесь же дружеская идиллия - маленькая колония друзей, каждодневные встречи за обедом, за танцами… Портреты людей счастливых и здоровых: «ясные лица, без забот и морщин, смеющиеся, круглые, с ярким румянцем, с двойным подбородком и неувядающим аппетитом» (IV, 62). Идиллическое видение Ильи Ильича прерывается вторжением реальности: «Ах!. Какое безобразие этот столичный шум!».
Идиллия в «Сне Обломова» куда более многосложна, поскольку сама глава в целом - искусно выстроенное здание (в тексте нет и намека на импровизацию - примету подлинного сна). У Гончарова все выверено, продумано: взяты условия «экспериментально чистые» для того, чтобы успешно провести исследование обстоятельств рождения такого феномена, как «человек идиллии». Мир Обломовки Гончаровым обозначен метафорически как благословенный уголок, мирный уголок, избранный уголок. Уже само слово «уголок» указывает на малость пространства и его отъединенность от мира. Определения подчеркивают его прелесть - «чудный край». Открывается «Сон» пейзажем, как это и принято в подобном жанре. Природа - самая широкая рама человеческой жизни. Картины в «Сне» движутся от большого к малому: от природного мира к жизни в Обломовке, а потом к миру Илюши. Скрупулезно представлены все атрибуты пейзажа в их особом идиллическом воплощении, столь отличном от романтического. Небо, у романтиков «далекое и недосягаемое», с грозами и молниями (напоминание о трансцендентальном), здесь уподоблено родительской надежной кровле, оно не противостоит Земле, а жмется к ней. Звезды, обычно холодные и недоступные, «приветливо и дружески мигают с неба». Солнце с «ясной улыбкой любви» освещает и согревает этот мирок, и «вся страна… улыбается счастьем в ответ солнцу» (IV, 80 - 81). Луна - источник таинств и вдохновения, здесь именуется прозаическим словом «месяц»: она походит на медный таз. «Общий язык человека и природы», характерный для идиллии, выражается в одомашнивании природы, лишении ее и масштаба, и духовности. Все знаки природы в контрасте с «диким и грандиозным» (море, горы) нарочито приуменьшены: не горы, а холмы, светлая речка (не река!) бежит по камешкам (вспомним еще раз «уголок»). Завершается картина неживой природы (своего рода пролог к описанию в том же духе - живой) прямым авторским словом-выводом. Этот уголок - искомое убежище для людей особой породы и судьбы: «Измученное волнениями или вовсе незнакомое с ними сердце так и просится спрятаться в этот забытый всеми уголок и жить никому не ведомым счастьем. Все сулит там покойную, долговременную до желтизны волос и незаметную, сну подобную жизнь» (IV, 80). К жителям Обломовки приложимо определение «вовсе незнакомое с волнениями сердце». К этой жизни, где правят тишина, мир и невозмутимое спокойствие, возможен приход и людей, уставших от жизни, сломленных ею. Но, вернее всего, их приход будет временным. Скука непременно сопутствует духовно развитому человеку в подобном мире (вспоминается Райский в Малиновке).
Ограниченность идиллической жизни немногочисленными бытовыми реальностями раскрывается в описании одного дня семилетнего Илюши. Точное указание возраста - важный элемент гончаровского романа, и даже идиллическая вневременность не стирает этого признака. Семь - сакральная цифра в русской мифологии, для Гончарова - это возраст уже сознательного осмысления ребенком мира и людей, когда он выделяется из «хора» и обретает свой «голос». Мир ребенка и мир взрослых с первого момента описания «детства Илюши» даны в сопоставлении, нередко в противопоставлении. Начинается день Илюши с пробуждения, материнской ласки и утренней молитвы. Его мир поэтичен, подан в контексте поэтического же пейзажа: «Утро великолепное, в воздухе прохладно… вдали поле с рожью точно горит огнем, да речка так блестит и сверкает на солнце, что глазам больно» (IV, 87). А в доме Обломовых утро начинается обыденно - с обсуждения и приготовления обеда, поскольку «забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке». Именно она стояла в центре их «такой полной, муравьиной» жизни, символом которой становится исполинский пирог. Как пирог - всеобщая пища (от хозяев до кучеров), так и сон после обеда «всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти» (IV, 89). Общая еда, одновременный сон - примета обломовского мира, отражающая его нерасчлененность, его архаическую общинность.
Пространственная отъединенность и замкнутость на себе обеспечивают Обломовке все преимущества островной страны до изобретения паруса (наподобие южных островов, населенных туземцами, во «Фрегате «Паллада»»). Создавалась ситуация относительной безопасности в огромном и неизвестном мире (возможности от него спрятаться). Более того, рождалось даже настроение самоудовлетворения, поскольку «не с чем даже было сличить им своего житья-бытья…», признавалось, что «жить иначе - грех». «Нездешний мир» воспринимался с настороженностью и страхом, даже естественное любопытство было подавлено этими чувствами. Бессобытийность жизни («жизнь, как покойная река, текла мимо их»), приращенной к родному уголку, определяла цикличность движения времени, день за днем, родины, свадьба, похороны… «жизнь их кишила этими коренными и неизбежными событиями, которые задавали бесконечную пищу их уму и сердцу» ((IV, 98) (слово «кишила» напоминаете муравьях, сравнение с которыми подчеркивает природоподобность и «коллективность» жизни в Обломовке). Между этими событиями была умиротворяющая апатия повторяемости: «Их загрызет тоска, если завтра не будет похоже на сегодня, а послезавтра на завтра» (IV, 105).
Мир Обломовки цельный, но в своей отграниченности, приземленности, закрытости - неполный. Этот мирок для тела, расположенного к покою, но не для души, жаждущей впечатлений и движения: «…в другом месте тело у людей быстро сгорало от вулканической работы внутреннего, душевного огня, гак душа обломовцев мирно, без помехи утопала в мягком теле» (IV, 96 - 97). Обломовский мирок в своей малости, пассивности и духовной примитивности противопоставлен Миру. Днем, кажется, оба одинаково заняты суетой выживания («прозаическая сторона жизни»). Но при наступлении темноты в «минуты всеобщей торжественной тишины природы», в Мире дает о себе знать «поэтическая»: «сильнее работает творческий ум, жарче кипят поэтические думы… в сердце живее вспыхивает страсть или больнее ноет тоска… в жестокой душе невозмутимее и сильнее зреет зерно преступной мысли». Ничего этого нет в Обломовке, где «все почивают так крепко и покойно» (IV, 92). Ответ на вопрос, зачем дана жизнь, казался обломовцам ясным (просто дана): «Весной удивятся и обрадуются, что длинные дни наступают. А спросите-ка, зачем им эти длинные дни. Так они и сами не знают» (IV, 101). Эта обессмысленность узаконена повторением такой жизни из поколения в поколение: не разум, а традиция, привычка, - главный аргумент в этом мирке, иррационально-абсурдном по существу. Обломовцы, находясь внутри своего мирка, не ощущают собственной ущербности, но автор романа видит ее. Он признает своеобразное очарование этого мирка, выпавшего из истории и отвергнувшего географию, живописуя его с наслаждением истинного художника. Тем не менее, в картинах Обломовки не только нет умиления, в них легко улавливается ирония. Недаром уже в момент публикации «Сна» прозвучало неодобрительное признание «иронического тона красок»:
«Если в этих захолустьях живет еще только сердечная, хотя и неразумная, доброта, необщительная простота, то над ними нельзя трунить, как над детьми в пеленках, которые, несмотря на свое неразумие, милы, что и доказывает «Сон Обломова». Одновременно, невозможно принять точку зрения, что Обломовка «исходно создавалась как сатира на идиллии», ведь, кроме всего прочего, сатира чужда самой природе таланта Гончарова (его стихия - юмор-ирония). Куда более приемлемо предположение о «невольном перевороте идиллического жанра» у Гончарова и появлении в итоге «своего рода антиутопической перспективы».
Очевидная амбивалентность образа Обломовки (идиллия-антиутопия) оттеняется, к примеру, однозначностью сатирического образа Малинова в «Записках одного молодого человека» А.И. Герцена (1841). Этот уездный городок - та же Обломовка, только лишенная всякой поэзии, более того, увиденная гневным взглядом «человека со стороны». Герой-рассказчик после столичного университета оказывается в этом «худшем городе в мире»: «Бедная, жалкая жизнь! Не могу с ней свыкнуться… Больные в доме умалишенных меньше бессмысленны». Абсурд возрос на отсутствии движения, вместо него господствуют бездумно воспроизводимые традиции: «И этот мир нелепости чрезвычайно последовательно утвердился, так, как Япония, и в нем всякое изменение по сию минуту невозможно, потому что он твердо растет на прошедшем и верен своей почве» (IV, 86). В итоге в этом мирке царит «удушливое однообразие». Другой источник обессмысливания: «Вся жизнь сведена на материальные потребности: деньги и удобства - вот граница желаний и для достижения денег тратится вся жизнь. Идеальная сторона жизни малиновцев - честолюбие, честолюбие детское, микроскопическое» (IV, 86 - 87). Сама отъединенность от цивилизации не столько географическая, сколько духовная: «Человечество может ходить взад и вперед, Лиссабон проваливаться, государства возникать, поэмы Гете и картины Брюллова являться и исчезать, - малиновцы этого не заметят» (IV, 87). Самое обобщающее определение для жизни малиновцев - «полное несуществование».
В картинах Обломовки, сочетающих скрупулезные реалистические детали с почти символическими, постепенно проступает глубинный замысел: максимально расширить толкование образа усадьбы (деревни) до превращения ее в образ целой страны. Недаром в высказываниях самого Гончарова неоднократно Обломовка и Россия становятся синонимами (и не случайно образы из «Сна» столь повлияли на «мир России» во «Фрегате «Паллада»» - глава вторая). Обломовка - это страна, которая так и не покинула позднего средневековья, отринув петровские реформы и последовавшие за ними сдвиги в сторону Европы и Цивилизации, она осталась в Азии в ее историософской трактовке (отсюда во «Фрегате «Паллада»» параллель между обломовской Россией и феодальной Японией). Пространственная отграниченность (оторванность от жизни за пределами усадьбы и окружающих деревенек), боязнь мира за отмеченными границами (история с получением письма), опасливое недружелюбие к чужакам (эпизод обнаружения незнакомого человека около деревни) соотносятся с характерной для полутатарской Московии ксенофобией. Время в Обломовке ходит по кругу в духе специфического русского прогресса-регресса: «вневременность» подчинена быту, сонному, неизменяющемуся… На стилевом уровне эта особенность проявляется в том, что разные «грамматические формы и виды соединены в одной фразе: переходы от прошедшего к настоящему и от будущего к прошедшему подчеркивают, что время в Обломовке не имеет особого значения» . Бессознательное предпочтение обломовцами традиции за счет любой, самой невинной новации (идеал: жить, как жили предки наши) сформировано опасливым ожиданием от любого сдвига - грозной неожиданности, что может нарушить столь ценимый «покой» - благословенный промежуток между подспудно назревающими катастрофами. В рассказах няньки всплывает живая память о тех временах, когда и закладывалась ментальность обломовцев: «Страшна и неверна была жизнь тогдашнего человека, опасно было ему выйти за порог дома: его того гляди запорет зверь, зарежет разбойник, отнимет у него все злой татарин, или пропадет человек без вести, без всяких следов» (IV, 93). Сама общинность обломовской жизни (муравьиная коллективность), ее оппозиция индивидуальному началу генетически восходят (в контексте истории) к необходимости совместной обороны против почти непреодолимых, неблагоприятных обстоятельств, воздвигаемых Историей и Географией: суровость климата, открытость (обнаженность) равнинного пространства в сторону врага, внутренние распри. «Отодвинутый на крайний угол земли, в холодную и темную сторону - русский человек, русский народ жил пассивно, в дремоте про себя переживал свои драмы - и апатично принимал жизнь, какую ему навязывали обстоятельства» (IV, 161) - в этих словах Гончарова уловлены те «племенные черты» нации (пассивность, апатия), преодоление которых на путях Цивилизации осмыслялась художником как первозначимая задача.